Робин Хобб - Ученик убийцы [издание 2010 г.]
— С чего ты взял, что Август поможет нам? — спросил Баррич. — Даже если бы я мог притащить его сюда?
Я заставил свои мысли вернуться к нашей проблеме.
— Я не думаю, что он вовлечен во все это. Скорее всего, Август все еще верен королю.
Я рассказал Барричу все, что знал, так же как и мои осторожные выводы. Он не был таким человеком, которого могли бы убедить призрачные голоса, подслушанные во сне. Так что я не мог сказать ему, что Гален не предполагает убить Августа, а значит, мальчик, вероятно, не знает об их заговоре. Я все еще сам не очень понимал, что именно пережил. Регал не владел Силой. Даже если бы владел, то как бы я мог услышать разговор посредством Силы между двумя другими людьми? Нет, это должна была быть какая-то иная магия. Изобретенная Галеном? Был ли он способен к такой сильной магии? Я не знал. Я так многого не знал. Я заставил себя не думать об этом. На данный момент это подходит к имеющимся у меня фактам лучше, чем любое другое предположение, которое могло у меня возникнуть.
— Если он предан королю и у него нет никаких подозрений относительно Регала, выходит, он предан и Регалу, — заметил Баррич, словно разговаривал со слабоумным.
— Значит, мы должны каким-то образом заставить его. Верити надо предупредить.
— Конечно. Я просто войду, поднесу нож к спине Августа и выведу его оттуда. И никто нас не побеспокоит.
Я мучительно искал выход.
— Подкупи кого-нибудь, чтобы выманить его сюда, а потом схвати его.
— Даже если я найду кого-то, кого можно подкупить, чем мы заплатим?
— У меня есть это, — я коснулся серьги в ухе.
Баррич посмотрел на нее и почти подпрыгнул.
— Где ты ее взял?
— Пейшенс мне дала. Перед самым отъездом.
— Она не имела права! — И потом тише: — Я думал, эта серьга отправилась с ним в могилу.
Я молча ждал. Баррич смотрел в сторону.
— Она принадлежала твоему отцу. Я дал ее ему, — сказал он тихо.
— Почему?
— Потому что мне так захотелось, конечно. — Он закрыл тему.
Я протянул руку и начал расстегивать замочек.
— Нет! — резко сказал он. — Это не такая вещь, чтобы тратить ее на подкуп. И все равно этих чьюрда нельзя подкупить.
Я знал, что в этом он прав. Я пытался придумать что-нибудь еще. Солнце поднималось. Утро, когда Гален будет действовать. Может быть, он уже действует. Хотел бы я знать, что происходит во дворце внизу. Знают ли они, что я сбежал? Готовится ли Кетриккен к тому, чтобы принести обеты человеку, которого будет ненавидеть? Мертвы ли уже Северенс и Роуд? Если нет, могу ли я обратить их против Регала, предупредив?
— Кто-то идет! — Баррич прижался к скале. Я лег, готовый ко всему. У меня не было сил для физической борьбы. — Ты знаешь ее? — выдохнул Баррич.
Я повернул голову. Джонки шла вслед за маленькой собачкой, которая уже никогда не влезет на дерево для Руриска.
— Сестра короля. — Я не трудился говорить шепотом.
Она несла одну из моих ночных рубашек, и мгновением позже крошечная собачка весело прыгала вокруг нас. Песик игриво подбежал к Востроносу, но старый пес только скорбно посмотрел на него. Через мгновение Джонки подошла к нам.
— Ты должен вернуться, — сказала она мне без лишних слов. — И поторопись.
— Довольно трудно торопиться, — сказал я ей, — когда торопишься навстречу смерти.
Я смотрел ей за спину в ожидании других чьюрда. Баррич встал надо мной, готовый защищаться.
— Тебе не грозит смерть, — спокойно обещала она мне. — Кетриккен простила тебя. Я с прошлой ночи уговаривала ее и только недавно убедила. Она воззвала к родовому праву, чтобы простить род за вред, причиненный роду. По нашему закону, если род прощает род, никто другой не может поступить иначе. Ваш Регал пытался отговорить ее, но только рассердил. «Пока я здесь, в этом дворце, я по-прежнему могу взывать к закону горцев», — сказала она ему. Король Эйод согласился. Не потому, что он не скорбит о Руриске, но потому, что сила и мудрость законов Джампи уважаема всеми. Так что ты должен вернуться назад.
Я задумался.
— А вы простили меня?
— Нет, — фыркнула она. — Я не простила убийцу моего племянника. Но я не могу простить тебя за то, чего ты не делал. Я не верю, что ты стал бы пить вино, которое сам отравил. Даже немного. Те из нас, кто лучше всех знает об опасностях ядов, меньше всех хотят искушать судьбу. Ты мог бы просто притвориться, что пьешь, и совсем не говорить о яде. Нет. Это было сделано кем-то, кто считает себя очень хитрым, а остальных очень глупыми.
Я скорее ощутил, чем увидел, что Баррич немного расслабился. Но я не мог полностью успокоиться.
— Почему Кетриккен не может просто простить меня и позволить мне уйти? Почему я должен возвращаться?
— Сейчас не время для этого! — зашипела Джонки, и это было самое близкое к ярости состояние, которое мне удалось увидеть у чьюрда. — Я должна тратить месяцы и годы, чтобы научить тебя всему, что знаю о равновесии? Для тяги толчок, для дыхания вздох? Думаешь, никто не чувствует движения сил? Именно сейчас принцесса должна смириться с тем, что ее обменивают, как корову. Но моя племянница — не приз в игре в кости. Кто бы ни убил моего племянника, он совершенно точно хотел, чтобы ты тоже умер. Должна ли я позволить ему выиграть этот кон? Думаю, нет. Я не знаю, кому я желаю победы. Пока я не узнаю этого, я не позволю устранить ни одного игрока.
— Эту логику я понимаю, — одобрительно сказал Баррич.
Он встал и внезапно поставил меня на ноги. Мир тревожно качнулся. Джонки подошла, чтобы подставить плечо под мою другую руку. Они шли, а мои ноги волочились по земле, как у марионетки. Востронос тяжело встал и побрел следом за нами. И так мы вернулись во дворец в Джампи. Баррич и Джонки отвели меня прямо через собравшуюся толпу, через сад и дворец к моей комнате. Я не вызвал почти никакого интереса. Я был просто иностранец, который выпил много вина и накурился прошлой ночью. Люди были слишком заняты поисками хороших мест, с которых видны помосты, чтобы беспокоиться обо мне. Не было и намека на скорбь, так что я решил, что о смерти Руриска еще не сообщили. Когда мы наконец вошли в мою комнату, спокойное лицо Джонки потемнело.
— Я этого не делала! Я только взяла ночную рубашку, чтобы дать понюхать Руте.
«Это» был беспорядок в моей комнате. Кто-то грубо перерыл мои вещи. Джонки немедленно принялась приводить все в порядок, и через мгновение Баррич присоединился к ней. Я сидел на стуле и пытался осмыслить ситуацию. Никем не замеченный, Востронос свернулся в углу. Я бездумно успокоил его. Баррич немедленно посмотрел на меня, а потом на скорбную собаку. И отвел глаза. Когда Джонки ушла, чтобы принести мне свежей воды и еды, я спросил Баррича:
